Жемчужные ворота в вечность

Глава 4: 'Первая тройка'

День у Ниночки Болотниковой выдался тяжелый. Домой она явилась поздно, усталая, с единственной целью быстрей уснуть. Но сон не приходил. События, случившиеся за день, как будто не хотели отпустить ее, как будто именно сейчас требовалось во всем разобраться.

Ниночка работала в головном офисе крупной промышленной компании "Три тройки". Перед этим она закончила юридический факультет МГУ, компьютерные курсы, хорошо выучила английский и немножко французский. Так что место секретаря-референта она получила вполне по праву, хотя и не без некоторой протекции. Платили в компании неплохо, до работы было совсем близко: две остановки на автобусе или двадцать минут пешком. Служебных дел всегда было выше головы, наверное, поэтому Ниночка почти не заметила, как прошло пять лет. Вместе со ставшими родными "Тройками" она пережила две реорганизации, два крупных сокращения, один дефолт вместе со страной и одно почти банкротство после него. В конце концов, дела у компании наладились, и вот неделю назад, как раз в день пятилетия работы, Ниночку назначили руководителем департамента кадров. Накануне ее вызвал генеральный директор - Снеговой Иннокентий Львович. Сам сообщил о повышении. Про пять лет работы в компании высказался в том смысле, что в головном офисе сменились за эти годы все сотрудники, только они двое и уборщица Ксения Николаевна сохранили верность родным "Трем Тройкам", поэтому персональную надбавку к окладу она заслужила как никто.

Новая зарплата вместе с надбавкой обещала быть чуть не втрое больше. Конечно, Ниночка обрадовалась. Куда сильнее обрадовалась ее мама - Инна Ивановна Болотникова. Это понятно, на то она и мать, чтобы радоваться успехам дочери.

Инна Ивановна всегда считала, что для женщины семья важнее карьеры, но поступала строго наоборот. Поэтому с мужем Петром Федоровичем, отцом Ниночки, развелась, когда дочери не было еще и года. А сумела повернуть дело так, что бывший муж всегда был где-то рядом, готовый помочь, поддержать или, на худой конец, вбить гвоздь.

Инна Ивановна родилась директором, поэтому отказ мужа выступать в роли коллектива, вверенного ее руководящей заботе, перенести не смогла. Петр Федорович руководить не любил, но считал себя суверенной мыслящей единицей и подчиняться не мог органически. Поэтому семья в обычном смысле не состоялась. Вместо семьи сложилось крепкое содружество на расстоянии. Петр Федорович еще более независимо мыслил у себя в НИИ, поэтому вырос из младшего научного сотрудника в крупного ученого, как оказалось, с мировым именем. Когда родина утратила интерес к собственной науке и к Петру Федоровичу тоже, к нему стали проявлять интерес другие страны. Так, что работал он в основном в Америке. Это обстоятельство нисколько не мешало ему постоянно находиться рядом с бывшей женой и дочерью. Телефоны работали и финансы позволяли.

Инна Ивановна директорствовала на молокозаводе, чувствовала себя на своем месте, молоко, кефир и сметана успешно продавались, зарплата персоналу выплачивалась вовремя. Живи - радуйся. Не получалось. Дочь смущала и тревожила материнское сердце. Да шутка ли! Дело шло к двадцати семи годам, а никакого жениха не намечалось.

Ниночка была, что называется, девица на уровне: высокая, стройная, симпатичная. Одета, стараниями мамы с папой, как надо. Улыбчивая, доброжелательная и открытая. Легко сходилась с людьми, заводила приятельские отношения. Но и все. Дальше, там, где у людей помещаются душевные переживания, дружба, влюбленность, любовь, у Ниночки не было ничего. Не мудрено, что она не имела ни закадычных подруг, ни кавалеров. Ни разу за все неполных 27 лет за ней никто не ухаживал. Но ни малейшей ущербности от этого не ощущала и не испытывала желания быть как все.

Готовность подчиняться у нее выработалась. Мыслила она вполне незаурядно, лишь чуть-чуть уступая отцу по этому параметру, работоспособность имела колоссальную, никогда ничего не забывала и все делала вовремя. А вот темперамента в женском смысле не имела начисто. Когда мать принималась зудеть на эту тему, Ниночка отвечала просто: " Мне не дано, должно быть, тебе вся любовь за нас обеих досталась".

Инна Ивановна всегда имела кавалеров, не скрывала этого, а теперь даже гордилась, что в ее 50 лет может и мужчину увлечь и сама влюбиться. Имея достаточную практику в любовных отношениях, понимала: сердцу не прикажешь, а силком любить не заставишь.

Вечерами Ниночка читала романы на английском языке для практики, научно-популярные издания для развития или книги о животных для интереса. Иногда смотрела телевизор. Мать хлопотала по хозяйству, руководила по телефону, если требовалось, то с выездом на объект. Свободное время проводили так, как им нравилось. Никто никому не мешал.

Так и жили до этого дня.

Начался он с того, что Ниночка проспала. По ее меркам событие относилось к разряду чрезвычайных, а на работе никто не заметил, что она появилась не в 9, а в 10 часов. Но нужно было торопиться.

"Три тройки" объявили конкурс на вакантные места трех главных специалистов и одного руководителя подразделения. Первая газета с объявлением вышла четыре дня назад в понедельник, резюме от претендентов начали поступать уже со вторника, что называется, бурным потоком.

Первичные собеседования поручили провести Ниночке, вернее, Нине Петровне. Ее начальник, зам. генерального по общим вопросам Семен Сергеевич Казанцев, к которому она притащила в среду ворох резюме со своими пометками, обсуждать их отказался.

- Драгоценная моя, - сказал он, - не делай из мухи слона. Все равно решение будет принимать Снеговой. Твоя главная задача, чтобы на каждую вакансию к нему пришло по два соискателя, не больше, не меньше. А их производственные возможности, это уж, как говорится, что Бог послал. С него и спрос. А от меня отвали.

Ниночка, понятное дело, подчинилась без возражений, но все-таки не могла полностью согласиться с таким циничным подходом к отбору кадров. Она надеялась, что нужные компании квалифицированные специалисты откликнутся на объявление, а она сумеет найти их среди всех прочих. Надежда вполне объяснимая, с учетом того, что в первый раз ей предстояло принимать самой столь важное решение. Хотелось, чтоб специалисты, которых она выберет, понравились Снеговому и смогли потом работать, как следует, на благо "Трем тройкам". Но, по правде сказать, она не очень отчетливо представляла себе, чем им предстоит заниматься, какими знаниями и практическими навыками они должны были бы для этого обладать.

Хороший кадровик обязан иметь интуицию, умение угадать нужного человека среди сотен ненужных. Сумеет ли она угадать? Вот вопрос-то. Поэтому Ниночка волновалось.

Назначено было четверым претендентам, первому - на 11 утра. По пятницам в два часа Снеговой собирал руководителей департаментов на совещание. Оно могло затянуться и до вечера. Стало быть, все другие дела нужно успеть сделать до одиннадцати.

Перво-наперво, она посетила свой департамент, убедилась, что работа с кадрами ведется без сбоев. Попутно забрала стопку вновь пришедших по факсу резюме и вернулась в кабинет. Еще нужно было прочитать письма, пришедшие на электронный адрес, отобрать из них и распечатать вновь поступившие резюме, если они есть, написать для секретаря - хорошенькой девушки Юли - список кандидатов на собеседование. Кроме того, обязательно успеть просмотреть срочные бумаги. Судя по толщине папки с надписью "На подпись", их было немало.

Из почтового ящика Ниночка скачала в свой компьютер кучу писем. Открыла первое, чтобы прочитать, но тут начались чудеса.

Письмо вроде бы открылось. Но экран лишь светился белым, а информации на нем не было. Компьютер не реагировал ни на команды с клавиатуры, ни на "мышь".

- Завис что ли? - подумала Ниночка. - Или вирус какой-то подослали вместо резюме? Что за черт?

Стоило ей лишь помянуть черта, как на экране тут же возникла обычная для таких писем служебная информация. Но быстро исчезла. Экран опять опустел, на этот раз ненадолго. Почти сразу появился текст:

"Нине Петровне Болотниковой, лично. Это Вы?"

- Я, - ответила Ниночка мысленно. Кто же еще?

В этот момент ей не пришло в голову, что с компьютером разговаривают командами. Например, она могла в качестве утвердительного ответа нажать на клавишу "Enter".

Но и компьютер, или кто там еще был, не настаивал на выполнении правил, удовлетворился мысленным сигналом.

- Тогда приступим, - прочитала Ниночка следующее сообщение. Вслед на ним начал демонстрироваться мультик.

Возникли декорации райского сада. На переднем плане стояло большое красивое дерево, на ветках которого висели яблоки. Никто бы не отважился назвать это дерево яблоней. Это было, что называется, натуральное Древо познания. Затем из глубины сада появилась здоровенная черная змея с желтым пятном на голове, похожим на нарисованную корону. Деловито подползла к Древу, обвилась вокруг ствола, поползла вверх. Вот голова и верхняя часть туловища уже скрылись в кроне, а хвост еще волочился по земле. Мгновенье, и голова змеи, повернутая в профиль, высунулась из листвы. В зубах она сжимала небольшую ветку, видно, отломанную от Древа, на которой висело крупное, красное яблоко.

Глаз, обращенный к Ниночке, казалось, смотрел именно на нее. Этот взгляд нарисованной змеи вызвал странное смятение в ее душе, печаль, может быть, тоску, в общем, то, что люди обычно называют душевной болью. Возникшее чувство для нее было новым. Что отнюдь не всегда означает хорошее, и впервые столкнувшись с душевной болью, Ниночка в восторг не пришла. Если бы в этот момент она могла действовать, то перестала бы смотреть мультик. Однако оторвать от экрана взгляд оказалось невозможно, и они со змеей продолжали глядеть друг на друга. Но вот над змеей образовался желтый пузырь на ножке, внутри появилось черная надпись: "Лови!". Тут же змея резко крутанула головой и отпустила ветку. Яблоко полетело по экрану, Ниночка протянула руки ему навстречу…

Понятное дело, ни яблоко, ни ветка из компьютера не вылетели, до такого мракобесия, слава Богу, реальность еще не дошла. Экран несколько секунд померцал белым и, само собой, загрузилось первое письмо. Душу вроде чуть отпустило, самообладание вернулось.

Ниночка посмотрела на часы, тихо охнула и принялась за дело. Рабочий день хоть и с опозданием, но вступил в свои права.

Кандидаты ее разочаровали. Никто из них не собирался приносить пользу компании, максимум, - находиться в рабочее время на рабочем месте и получать при этом большую зарплату. Обязанностями не поинтересовался никто, а зарплатой каждый. И все так много и увлеченно говорили о себе, что Ниночка едва не опоздала на совещание.

Это уже второе в ее жизни совещание такого уровня, но все равно ей было немного не по себе. Вдруг ей зададут вопрос, а она не сумеет ответить, и потом все будут думать, что Снеговой неправильно повысил ее из секретарей сразу в руководители департамента. Однако никто ее мнением не интересовался, вопросов не задавал, обсуждались проблемы весьма далекие от кадровой политики. Вроде бы собирались покупать еще один завод, хотя долги у него были огромные, а перспективы туманные. Ей хотелось понять смысл развернувшейся баталии и определить среди собравшихся сторонников и противников покупки, но сосредоточиться не удавалось. Не выходил из головы странный мультик, душевная боль давала о себе знать непонятной тревогой и волнением. Пытаясь найти логическое объяснение своему состоянию, Ниночка настолько отвлеклась от происходящего, что пропустила добрую половину дебатов. Только голос Снегового вернул ее внимание к происходящему:

- Думаю, продолжать обсуждение не имеет смысла, все высказались. Поступим следующим образом: производственный департамент подготовит план переоборудования производств, выпуска продукции и покажет в цифрах перспективы развития; финансовый департамент вместе с департаментом продаж переведут нам эти цифры в деньги. Инвестиционный займется определением стоимости сделки, а я политикой. Согласны? Но если мы не управимся за неделю, то, может статься, покупать будет уже нечего, поэтому работать будем в темпе.

Теперь о приятном. Вчера Валерию Николаевичу исполнилось 45 лет. Думаю, мы с удовольствием поздравим именинника. Фуршет в банкетном зале, приглашаются все.

Валерий Николаевич для нашего повествования фигура незначительная, интереса не представляющая, поэтому описание банкета можно было бы и пропустить, если бы не одно обстоятельство.

Все поздравления были произнесены, подарки вручены, приглашенные выпили за здоровье именинника, его успехи и, естественно, закусили. Когда праздник уже близился к завершению, и Ниночка собралась уходить, сочтя свой общественный долг выполненным, к ней неожиданно подошел Снеговой.

Нужно отметить, что отношения между сотрудниками компании диктовались субординацией. Пожалуй, только Казанцев одинаково раскованно обращался к начальству и к подчиненным, имел многочисленных приятелей. Случалось, завязывал и более теплые отношения с сотрудницами, не считаясь особенно ни со служебным, ни с семейным положением избранниц. Был весел, щедр, хорош собой, в меру нахален и холост. Шлейф тянущихся за ним скандальных любовных историй обеспечивал ему романтическую ауру и устойчивую репутацию Дон-Жуана. Ему прощалось, наверное, из-за молодости, он только полгода назад перешагнул тридцатилетний рубеж, а может, и по другим причинам.

Другое дело Снеговой. И теперь в компании о нем известно было не намного больше того, что записано в личном листке по учету кадров. Но кое-какие сведения за прошедшие годы все-таки просочились в "Три тройки".

Раньше, еще в самом начале "перестройки", у Снегового были жена, двое детей, партнер по бизнесу, а, кроме того, деньги и хорошие виды на будущее. Дети, мальчик и девочка, выросли и отбыли учиться один в Англию, вторая в Америку. Жена полюбила партнера по бизнесу и уехала жить с ним в Латвию. Поскольку ему нужно было припасть к историческим корням. Кроме того помочь республике, только-только отделившейся от ненавистной России, самоопределиться. Половины совместного капитала, выделенного молодой семье, должно было хватить, чтобы достойно определиться самим в этом сложном процессе общего самоопределения. Так и произошло, об этом свидетельствовали коттедж в Юрмале и отвоеванное место в сейме для главы семьи.

Снеговому остались хорошие виды на будущее и половина денег, которые он сумел превратить в место генерального директора и треть уставного капитала компании "Три тройки". Время шло. "Тройки" несмотря на все катаклизмы, остались на плаву, виды на будущее превратились в прочное настоящее. В компании понимали, что производственные успехи сильно зависят от личных усилий и таланта Снегового. В нем счастливо сочетались знания и умения хорошего специалиста с прекрасными организаторскими способностями. В коллективе, наконец, стабилизировавшемся после дефолта, его уважали, слушались беспрекословно. В свою очередь, он был одинаково доброжелателен со всеми сотрудниками, голоса почти никогда не повышал, любимчиков не имел, приятелей или близких знакомых на работе не заводил, разговоров на внепроизводственные темы не вел. Держался свободно, хотя несколько более холодно, чем требовала должность, и всегда был один. Сколько не предпринималось попыток, никому так и не довелось увидеть его в нерабочее время вдвоем с женщиной, которую можно было бы идентифицировать как подругу. Неоднократно из недр собственного коллектива выдвигались претендентки на роль жены, любимой женщины или, на худой конец, дамы на вечерок. Не удалось никому. Снеговой неизменно оставался так же вежлив, холоден и одинок.

Но все же он не считался таким букой, чтобы его появление рядом с молодой сотрудницей расценивалось как неординарное событие. Дело в другом.

Наверное, Ниночка не заметила, как он вышел из зала, зато увидела, как вошел, потому что случайно (а может, и не случайно) повернулась в его сторону. Он смотрел на нее, шел к ней, а в руке нес ветку, держа ее прямо перед собой как букет или знамя. Да, именно ту ветку с красным яблоком, которую бросила Ниночке змея из мультика, вернее Змий-искуситель, только уже не нарисованную, а самую, что ни на есть, натуральную, живую. Огромной силы внутреннее потрясение, испытываемое Ниночкой в этот момент, внешне никак не проявилось, и когда Снеговой подошел, посмотрела на него спокойно, улыбнулась.

- Я Вам принес яблоко, Нина Петровна…, Ниночка. Хочу подарить, - Снеговой заглянул ей в глаза и улыбнулся в ответ.

- Спасибо, - она взяла ветку. - Вы хотите, чтобы я сохранила подарок или его можно съесть?

- Конечно, ешьте. Странная история с этим яблоком. Сегодня на улице подходит ко мне цыганка, протягивает ветку и говорит: "Купи, дорогой! Это райское яблоко. Счастье тому будет, кто его съест!" Я купил. Хотя райские яблоки, насколько я знаю, не красные, а желтые, маленькие и созревают раньше. Осень уже, конец октября, а листочки на ветке, смотрите, зеленые, свеженькие, будто лето еще не закончилось.

- Я не могу присвоить себе все счастье. Давайте, Иннокентий Львович, его разделим, - под нажимом Ниночкиных рук яблоко легко разломилось на половинки, одну она протянула Снеговому. - А ветку я сохраню.

Конечно, библейская история об изгнании Адама и Евы из рая была ей известна. В том, что цыганка, называя яблоко райским, имела в виду место его происхождения, а не сорт, не сомневалась, приняла как очевидное. Однако свою половинку съела сразу, словно покорившись неизбежному. Съел свою и Снеговой.

Домой Ниночка возвращалась вместе с Казанцевым. Они жили рядом, иногда он подвозил ее на джипе, порой, как в этот вечер, шли пешком. Разговаривали.

- Ты переменилась, драгоценная моя. Года три уже мы с тобой приятельствуем без посторонних чувств и отношений. Что говорить, еще вчера ты казалась трогательным ребенком, девочкой, которой хочется выглядеть взрослой, а сегодня передо мной женщина-красавица, пробуждающая мужские желания. Объясни, что за метаморфоза. Что произошло?

- Иди ты, Сенечка, знаешь куда, со своими вопросами…

- Знаю. Но один не пойду. Зато с тобой куда угодно, а туда особенно.… Впрочем, о чем это я? Снеговой у нас вне конкуренции.

- Причем здесь Снеговой?

- У него к тебе интерес отнюдь не производственный. Предвижу твои искренние вопросы и возражения, поэтому поясню. Заметь, совершенно добровольно, с целью повысить грамотность в вопросах пола среди непродвинутых женских единиц.

Может, ты заметила, что между отдельными разнополыми особями возникает влечение. Почему оно возникает, понятно? Инстинкт толкает, могучий древний инстинкт к продолжению рода. От него мало кому удается увернуться, иначе половине особей было бы некогда, а остальным - лень, и не осталось бы на земле никого из размножающихся половым путем. Такова жизнь. Я знаю, проверял. Но вот инстинкт исчерпал себя, на время затих, теперь мужчина смотрит на женщину совсем иными глазами, у него появляется шанс увидеть ее бессмертную душу. Если одновременно и ей удается проникнуть в нетленную душу своего избранника, возникает то, что поэты зовут слиянием душ, или Любовью. Но такое встречается крайне редко. О, эти избранники судьбы, счастливцы! Однако за избранность приходится платить: бессмертная душа болит, и чем пламеннее Любовь, тем сильнее боль.

А наши современники, ты знаешь, вместо дорогого натурального продукта выбирают дешевенький эрзац. Бессмертная душа надежно спрятана, в обиходе только маленькая частица, чтобы было чем страдать от ревности, зависти и тщеславия, но не более того.

Смотрю я иной раз на нее, голубку-ласточку, и понимаю, что до души не добраться, а маленькой суррогатной любви надолго не хватит. Она думает, что живущий во мне инстинкт - ее собственная заслуга, и теперь я обязан потратить все свои силы, чтобы воплотить в жизнь ее примитивные представления о том, каким мне следует быть. Одним словом, муки идеала.

Имей в виду, что очередность, когда сначала инстинкт потом душа, можно изменить, но у мужчин, как правило, вначале просыпается инстинкт, у женщин - душа. Зачем только, драгоценная моя, я тебе все это говорю? Давай будем считать мою речь признанием в любви.

- Ты только что говорил, что отношения между нами чисто приятельские.

- Ну а какие же? Моя любовь не находит отклика, потому что душа у тебя спит, вернее спала до сегодняшнего дня. Чтобы возникли отношения, нужен импульс к взаимности. Силой своего желания один из будущей пары направляет его через эфир, этаким беспроволочным телеграфом. Душа второго воспринимает. В результате возникает влюбленность. Обычно так и бывает, а у меня с тобой не получилось. Я бездумно растратил желание на инстинкт, импульсу не хватило силы. А Снеговой только копил, ничего не тратил, хотя мог. Импульсов в него кто только не выпускал, разве что из Голливуда не приезжали. Противно признаваться, но пробудил твою душу он.

- Не думаю.

- Неведомы мне, сероглазая, твои мысли. Но я видел, как этот Змий-искуситель преподнес тебе яблоко. Не цветы, заметь, не конфеты…. Жаль, конечно, что на роль Адама ты выбрала его, а не меня. Хотя признаю, он достоин. Умный, надежный, порядочный, богатый, наконец. Красив как молодой бог. Нет как молодой бог - это я. Как черт красив наш Иннокентий Львович, больше того, как дьявол. А то, что он тебя на двадцать лет старше, значения не имеет. Тело у него - любой атлет позавидует. И душа в нем живет, не мелкая душонка.

Поэтому и уступаю ему поле боя без сопротивления, без зависти, почти без ревности, но с грустью и не без сожаления. Прошу тебя только об одном: помни, что я у тебя остаюсь как золотой запас, который требуется редко, но каждый день обеспечивает уверенность в будущем.

Они как раз подошли к Ниночкиному дому, остановились у подъезда.

- До свиданья, драгоценная моя. Счастья тебе!

Казанцев отлепил взгляд от собственных ботинок, посмотрел в ее глаза, повернулся и пошел. От этого взгляда она поежилась, но он уходил уже, не увидел. Светлые вьющиеся волосы, на затылке стянутые шнурком в хвостик, покачиваются в такт шагам, легкая стройная фигура, маскирующая силу, тонкое кашемировое пальто, темный стильный костюм, кошачья грация движений… Он уходил… Молодой бог, грустный молодой бог.

Ниночка так и стояла, глядя ему вслед. Перед тем, как уйти, он обернул к ней лицо всего на мгновенье, но все-таки она успела заметить печаль, может быть даже скорбь в его зеленых глазах, обычно смеющихся или лукавых, легкую, ироничную полуулыбку на губах. О, ирония - защитница скорбящих.

Только теперь Ниночка осознала, что Казанцев любит ее. Слова его сразу обрели другой смысл, ничего в них не было ни шутливого, ни прикольного, кроме формы. Он говорил про нее и для нее, объяснял то, чего она не знала, чтобы легче ей было понять и себя и Снегового, а о себе он как будто не думал.

Ниночке стало нестерпимо жаль то ли его, то ли себя, в носу предательски защипало, на глаза навернулись слезы. Еще полчаса назад совершенно не нужен ей был никакой Казанцев, а теперь она ощущала его уход как огромную потерю. Окликни она, он вернулся бы на зов, но звать почему-то было нельзя…

- Не знаю, как Снегового, а меня явно из рая выгнали, вон как слезы из глаз льются. А ведь жила себе: гадкий утенок со спящей душой, не мешала никому, - думала Ниночка, направляясь к подъезду. - Хоть бы матери дома не было, а то еще с ней два часа придется объясняться.

Матери не было. Квартира встретила ее темнотой и тишиной. Ниночка окунулась в покой прошлой жизни, ничем еще здесь ненарушенный, ей стало легче. Разделась, встала под душ, горячая вода смыла слезы, теплый воздух, тугой струей летящий из фена, высушил лицо и волосы, диванчик, купленный еще в студенческие годы, принял в свои ласковые объятья тело. Она погасила свет. Теперь спать.

Сон не шел. Только она закрыла глаза, как перед ее внутренним взором возник печальный Казанцев, потом рядом с ним появился черный Змий, но не нарисованный, а будто бы живой, обвил его кольцами, головой к лицу потянулся и начал трясти противным раздвоенным языком у самых глаз.

Но тут ключ в замке повернулся, дверь скрипнула, в прихожей зажегся свет, - мать вернулась, мамочка. Погремела на кухне, повозилась в ванной, пошуршала у себя в комнате. Потом свет погас, значит, легла спать. Опять все стихло. И хотя образы, пропавшие от скрипа двери, больше, слава Богу, не возвращались, уснуть не удавалось. Ниночка маялась, маялась, вертелась на диване, вертелась, пока ближе к утру не забылась, наконец, тяжелым, беспокойным сном.

Проснулась как от толчка. Посмотрела на часы - половина десятого.

- Опять проспала!

Вскочила с кровати, быстренько собралась и помчалась на работу. В пятнадцать минут одиннадцатого прибежала к офису, дернула дверь. Закрыто. Автоматически нажала на звонок и тут только сообразила, что сегодня суббота, выходной день. Пока думала, что делать, охранник открыл дверь.

- Здравствуйте, Нина Петровна. Поработать пришли, проходите, пожалуйста.

- Есть кто-нибудь в офисе?

- Только охрана, да Вы теперь.

Ниночка прошла в свой кабинет. На подоконнике в высоком стакане с водой стояла ветка, с такими же, как вчера, свежими зелеными листочками, но, понятное дело, без яблока.

Села за стол, пододвинула к себе стопку резюме. Решила, раз уж она все равно здесь, разобраться с претендентами на вакантные места, часика через два вернуться домой, прямо к обеду.

После тяжелой ночи голова была как чугунная, хотелось спать, но Ниночка взяла себя в руки, начала читать, что пишут о себе желающие найти новую работу, потихоньку втянулась, перестала отвлекаться, привычка к добросовестному исполнению своих обязанностей взяла свое.

Разнообразие стилей, грамматических ошибок и претензий соискателей впечатляло, но полезной информации не давало никакой, в заводах и технических проблемах Ниночка разбиралась слабо, поэтому решила разложить резюме в отдельные стопки, исходя из стажа работы соискателя и последней занимаемой должности. У нее не было конструктивной идеи, кого следует выбирать и как, но она надеялась обрести ее в процессе упорядочивания информации.

Прошло около часа. За это время она успела полностью стряхнуть с себя сонную одурь, прийти в норму, просмотреть около половины всех резюме. Тут раздался осторожный стук в дверь, и в комнату вошел Снеговой.

- Здравствуйте, Ниночка! Не ожидал встретить Вас сегодня.

- Здравствуйте, Иннокентий Львович!

Она смотрела на него как будто в первый раз. И действительно в первый раз увидела не генерального директора, имеющего несущественные для нее физиологические особенности, а мужчину.

- Красив как дьявол, - вспомнила Ниночка слова Казанцева. - Почему как дьявол? Ничего дьявольского в нем нет. Или я просто не вижу?

Этот мужчина, стоящий напротив, был высок, широк в плечах, строен и подтянут, смотрел на нее синими, ну просто васильковыми, глазами. В нем чувствовалась сила. Конечно, он был силен физически, крепок, вынослив. Но главное, в нем дышала, излучалась из него огромная сила жизни, нужная для преодоления препятствий, принятия трудных решений, созидания и любви. Наверное, в его жизни все это уже было, потому что молодое, в общем, лицо обрамляли до сих пор густые, но совершенно седые волосы. А брови были черные, что называется, в разлет и из-за ворота рубашки, не обремененного галстуком по случаю субботы, волосики выглядывали, тоже черненькие.

- Садитесь, пожалуйста, Иннокентий Львович. Что же Вы стоите?

- Спасибо, Ниночка, с удовольствием.

Он пододвинул стул и сел, но не по другую сторону стола, а рядом с ней, сбоку. Получилось как-то уж очень близко. Чтобы хоть чуть-чуть отодвинуться, она развернулась вместе с креслом, оказалась с ним буквально лицом к лицу, смутилась и покраснела.

- Действительно, я не ожидал Вас встретить, но очень рад, правда, - продолжал он, будто не замечая ни того, что слишком близко сел, ни Ниночкиных пылающих щек. - Бумаги вчера забыл взять, с покупкой нового завода связанные: секретные условия сделки. С трудом добыл, даже не смотрел еще, с утра решил почитать, а бумаг нет, ну и пришлось за ними ехать. И вдруг такая радость…

А Вас что сюда привело?

- Смешно сказать: проснулась в половине десятого, подумала спросонья, что проспала, примчалась. И только у дверей сообразила, что суббота сегодня. Ну а раз пришла, решила разобраться с претендентами на замещение вакансий. Вон их сколько, - она показала рукой на разложенные на столе бумаги. - Но я не знаю, как выбирать, на бумаге все красивые, а пришли вчера первые четверо на собеседование… даже мне ясно, что не подходят, а три часа ушло на разговоры.

- Так может быть, я помогу? Вы не против?

- Нет, конечно. Было бы здорово, но время у Вас отнимать…

- Никаких но! Давайте сюда резюме.

Снеговой придвинулся к столу, оказался к Ниночке еще ближе, при этом еще придержал рукой кресло, чтобы не отъехало (в "Трех тройках" кресла на колесиках и стильная офисная мебель были нормой жизни), придвинул вплотную к ее ноге свое колено, взялся за бумаги.

Они отняли у него 10 минут, не больше. Все это время Ниночка вертелась в кресле как уж, пытаясь незаметно отделаться от нахального колена, но оно как приклеенное двигалось за ногой, ни на миг не отставая. 10 минут показались ей вечностью. Но вот Снеговой с бумагами закончил и, слава Богу, немножко отодвинулся.

- Вот этих четверых мы примем на работу, - он протянул ей листочки, - кого на какую должность я написал. Если есть желание беседовать с ними, - пожалуйста, нет - присылайте сразу ко мне.

Ниночка была потрясена настолько, что даже забыла про ненавистное колено.

- Наверное, в этих резюме содержалось что-то особенное, чего я не заметила?

- Ничего такого. Я просто хорошо знаю этих четверых, они нам подойдут. Вообще, я затеял весь этот спектакль с рекламой в газетах, в основном для того, чтобы Вы познакомились с реалиями нашего рынка кадров. Еще Сталин говаривал, что кадры решают все, но ценить специалистов в нашей стране так и не научились. А еще я надеялся, что объявится Полонский. Мы с ним крупно повздорили года два назад. У меня были сведения, что его уволили, но вот прошла ли обида, не знал. Наверное, прошла, вот его резюме. Он нам нужен, особенно если новый завод купим. Назначим его начальником технического отдела в департаменте развития. Теперешний начальник - Витя Старыгин - не дотягивает и знает об этом, думаю, он легко согласится перейти в заместители. Так что этот вопрос мы решили.

- Надеюсь, больше ничего срочного? Тогда, может быть, пообедаем вместе? Я знаю очень приличный ресторанчик недалеко.

- Хорошо. Только, - Ниночка закрыла глаза для решительности и выдохнула, - если Вы не будете тереться об меня коленками.

Смутилась, опять покраснела…

Глаза Снегового смеялись, но ответил он вполне серьезно: "Договорились, коленками не буду. Какая, в сущности, Вы еще юная".

Ресторанчик действительно оказался очень приличным: маленький, тихий, уютный, кормили в нем хорошо, обслуживали быстро и незаметно. Снеговой обещание выполнял, сидел по другую сторону стола, говорил больше на производственные темы, старался, наверное, Ниночку не смущать. И оказался этот ресторанчик недалеко, только не от офиса, а от дома Снегового. На его шикарном мерседесе они ехали полчаса, если не больше, и раз уж оказались так близко, возникла настоятельная необходимость показать Ниночке, где он живет и заодно оставить бумаги, а потом уже везти ее домой или в любое другое место.

Место проживания Снегового представляло собой отдельный двухэтажный особнячок с подземным гаражом и небольшим двориком, отгороженным от улицы чугунными пиками забора. Снаружи он выглядел, по мнению хозяина, также как двести лет назад, когда его построили, даже деревья во дворе будто бы росли те же самые, а внутри являл чудо современной техники и уюта. Вошли со двора в дом и оказались в длинной комнате или в широком коридоре, впереди лестница на второй этаж, может, небольшая по старинным меркам, но наверняка мраморная, полы паркетные, по бокам зеркала, двери, шкафы разные, полочки, экзотические растения в каких-то причудливых вазонах. Больше ничего тогда рассмотреть не удалось. Помогая Ниночке снять пальто, Снеговой коснулся рукой ее шеи - будто током ударило. Его, наверное, тоже. Пальто были брошены тут же на пол. Ласково, но настойчиво он повлек ее куда-то в глубь дома, зачем-то нужно было очень торопиться, какие то части одежды были потеряны по пути, какие-то разбросаны. И дальше, в спальне все пошло очень быстро, но для Ниночки все равно слишком долго, больно, а главное, противно. Как только все закончилось и стало можно, она тут же рванула в ванную, заблудилась сначала в комнатах, но нашла, будто обрела защиту, заперлась изнутри, села на краешек ванны и заплакала. Слезы катились градом, горькие-горькие, а внутри была пустота, черная бездна, полная пустоты, обиды и горя. Выплакала все слезы, встала под душ и еще минут пятнадцать терла с остервенением его же гадской мочалкой свое тело, смывая, а вернее сдирая все липкое, грязное, мерзкое, появившееся на нем за несколько минут, о которых хотелось забыть тут же, навсегда и окончательно.

- Его пот, твоя кровь, твои слезы, - возникли из пустоты слова у нее внутри, - и сперма, конечно. Забыть нельзя. Прости, ну хотя бы попробуй.

Полегчало. Ниночка вспомнила слова Казанцева про инстинкт, еще чуть-чуть успокоилась. Сняла с крючка хозяйский халат, завернулась в него, вышла из ванны, твердо решив простить, но сразу же одеться и немедленно ехать домой. И без всяких провожаний.

Но опять заблудилась. Вместо спальни вышла в гостиную: камин в половину стены, мебель инкрустированная, старинная, наверное, Ниночка особенно не приглядывалась. Напротив камина на диване сидел Снеговой, тоже в халате, с мокрыми волосами, его лицо выражало одновременно триумф и глубокое раскаяние, по крайней мере, ей так показалось.

- Я хочу одеться и уехать домой. Одна.

- Конечно, родная моя. Но присядь на минуточку, позволь попросить у тебя прощения и объясниться.

Ниночка странным образом опять подчинилась, хоть и подумала про себя: "Коза дрессированная".

Села, вернее присела на краешек дивана подальше от Снегового, еще глубже завернулась в халат. Он тут же встал, прикатил поближе к ней столик с фруктами, какими-то бутылками и рюмками. Нагло сел рядом, да еще и обнял правой рукой Ниночку за плечи, чтобы не вырвалась она, не побежала домой к маме босиком, в чужом халате на голое тело через всю Москву. От безвыходности ситуации и своей полной зависимости на глаза опять навернулись слезы.

- Прости меня, родная. Прости, пожалуйста, и не плачь. Я не знал, конечно, но мог бы понять, если бы захотел, что у тебя еще не было подобного опыта... Да понял я, сразу понял, это я вру. Но я тебя так люблю, так долго ждал и так этого хотел, что не смог удержать себя.

Наверное, я полюбил тебя с первого дня, как ты пришла к нам работать, хотя внимания почти не обратил, миленькая девочка, да и все. Я тогда уже был разведен, подруги у меня были разные время от времени… часто. Но вот в тот день, когда увидел тебя в первый раз, не пошел на свидание, хотя собирался. Не захотелось. И все, как отрезало. Хочу вроде бы, плоть требует, а встречаться ни с кем не могу. Через полгода только начал сопоставлять факты, понял. Пробовал за тобой ухаживать, а ты не замечала даже. Я тебе про Фому, а ты мне про дела производственные. Начал дом строить, чтобы отвлечься. Помнишь фильм "Укрощение строптивого", как там Челлентано дрова рубил, а звонарь звонил в колокол до кровавых мозолей. Аналогичный случай. И так все пять лет.

Вчера полночи Библию читал, как Адама и Еву Бог из рая изгнал, и про нас с тобой думал. Я рай бессознательного покинул давно. Как тяжелы дороги познания на шкуре своей узнал, но со временем ко многому привык, притерпелся. Когда ты яблоко ела, думал, какая же судьба тебе уготована, какие горести. Но и представить себе не мог, что я стану причиной. Да, видно, черт попутал. Прости меня.

Он повернул к себе ее лицо, стал бережено и очень нежно целовать глаза, полные слез, лоб, щеки, а руки гладили тело, как будто сами просили прощения, но одновременно ободряли, манили куда-то, поцелуи становились все более страстными, а руки горячими, прикосновения обжигали. В ответ от низа живота по телу прошла теплая, тягучая волна, потом вторая, она задышала часто-часто…

- Не бойся, моя родная, все будет по-другому, поверь мне, - услышала она шепот Снегового.

Его губы пробежали по щеке, нашли ее губы, прильнули к ним. И сначала было больно, как в первый раз, а потом опять поднялась волна, накрыла боль, растопила ее, в недрах ее тела родился восторг, поднялся, окреп, рассыпался искрами, и еще раз, и еще… Исчезло время, следом и весь мир, окружающий Ниночку, растворился, пропал в необъятных просторах мироздания. Внутри нее осталось только черная бездна, полная пустоты. Та же самая, но искрящаяся теперь радостью пережитого, счастьем взаимной любви.

- Его пот, твоя кровь, твои слезы, - всплывали из пустоты чужие слова, кто-то говорил из другой половины бытия, - ну и сперма конечно. Радость и горе, добро и зло, жизнь и смерть - две стороны одной медали. Не бойся страдать, чтобы обрести знание. Наказание обернется воздаянием, ненависть - любовью, лишь гордыня - падением. Знание всегда окупается…

Черная бездна отдалялась, таяла, ей на смену к Ниночке возвращался обновленный прекрасный мир. Она улыбнулась ему и открыла глаза.

- Ну вот, родная моя, ты уже не убегаешь, не плачешь, ты улыбаешься. Может, не так плохи наши дела?

Склоненное над ней лицо Снегового было тревожным и несчастным. Ниночка взглянула ему в глаза, провалилась в них. Душа ее рванулась навстречу его боли, раскрылась для нее, готовая немедленно вобрать в себя всю, без остатка, чтобы только избавить его, защитить… Порыв был настолько силен, что Снеговой откликнулся тут же, тела их сплелись в объятьях, еще более неистовых и страстных. Но теперь сливались души, а тела только повторяли, послушные ритмам природы. Души трепетали, пылали, отдавали себя, растворялись и, наконец, соединились бурно, пламенно…

И бездна раскрылась сразу для обоих, в ее вселенской пустоте, они были теперь вместе.

- Пот, кровь и слезы, - зазвучали для них слова, - ну и сперма, конечно. Простые качества бытия, но сейчас для вас главные. В мире все просто, сложности бывают, если не удается понять до конца. У вас получится, я верю. Мы еще встретимся…

Мир вернулся к ним одновременно, они вступили в него вместе, как одно целое, и не было теперь преград между ними. Они смотрели друг на друга и улыбались. Первым заговорил Снеговой.

- Здравствуй, прекрасная незнакомка. Кто ты?

- А разве ты не знаешь?

- Вначале мне казалось, что знаю. Тебе было суждено стать объектом моей любви и символом моих страданий. Когда ты разделила со мной яблоко, я решил, что ты сделала выбор. Не понял, что это было лишь искушение, вел себя так, будто мне нет дела до тебя самой, будто ты лишь средство поквитаться с судьбой за страдания и получить сатисфакцию. Я посчитал себя в праве взять и взял. Я хотел тебя для себя.

Твоя покорность, глубина твоего горя, готовность простить перевернули мне душу. Я должен был отдать… Вернуть тебе твое и отдать себя, всего, полностью. Теперь я хотел себя для тебя. И боялся. До смерти боялся, что ты уйдешь и уже никогда не вернешься.

Несколько мгновений мне казалось, что получилось, что все стало по-другому, но потом у тебя было такое напряженное лицо. Ты так долго не возвращалась! Во мне взвыла боль, как от огромной невосполнимой утраты, захлестнула. Ничего не осталось, кроме нее, только одиночество и безысходность, но тут ты вернулась. Глаза твои сияли, ну не знаю как…, как бриллианты, наверное. Вдруг потухли, потемнели, обрели глубину. Трудно подобрать слова, чтобы описать, что было тогда в твоем взгляде. На меня тек, лился зов самой природы, зов такой неодолимой силы, что я как пушинка понесся к источнику притяжения, плененный, неспособный к сопротивлению. Да и кто бы не покорился? Сила была неизмеримо больше человеческой, и все-таки это была ты. И теперь уже я шел за тобой, твоей дорогой, чтобы разделенные здесь, мы смогли соединиться там. И встретить твоего Бога у черного колодца бездны.

- Но это твой Бог, а не мой.

- Почему мой?

- Мне так кажется. Ты случайно не заметил, сколько было времени, когда цыганка предложила тебе купить ветку?

- Заметил. Я как раз вышел из министерства и посмотрел на часы, было…

- Было двадцать минут одиннадцатого, - быстро перебила Ниночка.

- Да, именно. Но откуда ты знаешь?

- В это время в моем компьютере сам собой запустился мультик. Возникла панорама райского сада с Древом познания на переднем плане, приполз Змий, влез на Древо, сорвал ветку с яблоком и кинул мне. Я даже руки протянула. Вообще смотрела как загипнотизированная. Душа у меня начала болеть, в первый раз. Когда именно яблоко настигло адресата, ты знаешь, кто его принес - тоже. И на Змия ты похож больше, - засмеялась Ниночка.

- Ты хочешь сказать, что мой Бог создал меня по своему образу и подобию? Это какая-то мистика.

- Это больше, чем мистика, это реальность нашей жизни. Мне кажется, об этом говорят факты. Почти 27 лет я прожила без душевного трепета и боли, оторванная от ощущений своего пола. Последние пять лет ты провел как монах, но, если я поняла правильно, сам бы такой судьбы не выбрал. Эти условия существования подводили нас к тому, чтобы в определенный момент мы чувствовали и действовали вполне определенным образом. Сегодня или даже еще вчера момент настал.

Ни с кем мне не было так плохо, как с тобой, и ни с кем - так хорошо. Я люблю тебя, наверное, поэтому твой Бог был добр ко мне.

- Я посрамлен. Думал, надутый индюк, что разбираюсь в жизни, что знаю женщин. Смешно. Представлял, как возьму тебя на руки и унесу, куда захочу. Больше четырех лет представлял. А понадобилось всего полдня, чтобы твое превосходство стало очевидным. Никогда я не был так счастлив, родная моя…, но у меня замерзли ноги. И вообще хорошо бы выпить. У меня есть бальзам особенный, я его купил у буддийского монаха в Таиланде, он лечит тело и согревает душу. Но сначала покинем ложе любви, - Снеговой посмотрел на диван, покачал головой, - это поле боя, утопим в бассейне пот, кровь, слезы ну и сперму, конечно.

- Запомнил, - сказала Ниночка.

- Запомнил, - подтвердил Снеговой. - И божественное обещание встретиться - тоже. Оно меня смущает.

- Про это Казанцев не говорил.

- Час от часу не легче. Еще с Богом не разобрались, а уже Казанцев возник. Он-то тут причем?

- Он меня любит.

- Ну, тут, драгоценная моя, Америки ты мне не открыла.

- Передразниваешь, а это тебя не украшает, - Ниночка вложила в улыбку весь сарказм, на который только оказалась способна, но дальше заговорила уже совсем другим тоном. - Он знает. Еще вчера, когда меня провожал, он рассказал обо всем, что сегодня случилось, только о Боге не говорил.

- Например?

- Например, что сначала мужчина, в силу своих инстинктов, видит только тело, лишь потом, если повезет, - душу. Что Любовь - это слияние душ. А бывает она редко, потому что это очень больно, мало кто хочет терпеть страдания даже во имя большой любви. Что ты разбудил мою душу потому, что не растрачивал силы своего желания, как он. Еще сказал, что оставляет тебе поле боя без сопротивления. Я и вспомнила из-за этого поля. Как-то он связан с этой историей, наверное…

- Пойдем уже в бассейн, там вода теплая. А Казанцев и его связи подождут до понедельника.

Снеговой поднялся. Вслед за ним встала и Ниночка. Провела рукой по его груди.

- Почему же тебе холодно, ты такой… шерстяной. У тебя волосы везде, даже на спине. Ты и, правда, красив как дьявол.

- Это ты сама придумала, или тоже Казанцев сказал?

- Казанцев сказал. А еще, что тело у тебя - любой атлет позавидует. И в этом тоже не ошибся.